Урал, начало зимы, мобилизация. Мы с Медоедом стоим в машине у ворот, Команданте убежал орать на дежурного, который тупит и не выпускает нас. Под колесами лютый говнолин. Он не такой глубокий, как на хохломе, но зато ночью замерзает в причудливые коросты из следов сапог и камазов, и по утрам можно ноги переломать, к обеду оттаивает, а вечером привычно жиденький. Идёт снег с дождем, стекла запотели, мы замёрзшие и сырые.

В уголке стояла Поповская палатка, иначе ее и не называли. Приличная такая камуфлированная палатка. Постоянно туда ходил из наших знакомых только Минбат.

Цитата от товарища. Пишет под псевдонимом, поэтому имя или позывной не указываю.

Данко вырвал сердце, чтобы сделать из него фонарик для других. На сколько его хватило, на сутки? На двое?

Информация подтвердилась. Версии приказов есть разные, но они ЕСТЬ.

Это очень большая глупость. Большой вред нам.

Попросили про Кота рассказать. А я его почти не знал. Близко не общались. Ребята говорили, храбрец и настоящий друг. "Мужика" ему дали за одну лютую зарубу, где очень себя достойно показал.

Туленков завершает цикл рассказов. Три мысли у него в финальном тексте.

Первые две он сформулировал с филигранной четкостью.

На штурм собирались долго. Командиры что-то обсуждали, решали, перерешивали, спорили. Минуты шли, я успел заскучать и пожалеть, что слишком рано нацепил броню и пояс с десятком магазинов.